Перед началом лета и концом сезона в Театре Наций фееричная премьера — 21 мая показали «Левшу» Максима Диденко. Повесть Лескова в жанре сказа режиссер подал в жанре «борщ». Темой спектакля заявлены «русская хтонь» и «природа русского бессознательного». Но обо всем по порядку.
Список состава постановочной группы даже ленивого поднимет с облюбленного карантинами дивана и поведет за любопытный нос в театр посмотреть, что же такая команда мечты наколдовала. Про режиссера Максима Диденко и говорить не стоит: после «Беги, Алиса, беги» в Театре на Таганке и «Нормы» в театре на Малой Бронной его уже знают наверняка те, кто не ходил на такие серьезные работы о гражданской и Великой Отечественной войнах как «Конармия» в ЦИМе или «Молодая гвардия» в театр «Мастерская».
Тексты для «Левши» написал Валерий Печейкин — драматург, уже работавший с Диденко над спектаклями на Таганке и на Малой Бронной. Он же писал и для Серебренникова «Сон в летнюю ночь», «Человек без имени» и многое другое. Печейкин был со-сценаристом фильма «Дирижер» Павла Лунгина и написал сценарий для «Кислоты» Александра Горчилина. В «Левше» главный герой в перерывах между эпичными музыкальными действами говорит со сцены его монологи: о своей жизни, современности и театре, объясняет, что происходит в постановке. Ироничные своей наивностью, они так же быстро переключаются на серьезные и невеселые темы так же просто и легко, без трагического пафоса. Субтитрами идут над сценой фрагменты из текста Лескова, помогающие понять, что происходит в действии.
Сценографию и костюмы придумала художник Мария Трегубова, на счету которой уже более 60 спектаклей: в Лаборатории Дмитрия Крымова, Большом театре, МХТ имени А.П. Чехова, БДТ, Александринке, МАМТе, …дальше придется перечислять все самые лучшие театры и режиссеров двух столиц. У Марии уже четыре «Золотые маски» и, видимо, это не предел. Для «Левши» она сделала и гигантскую гору на сцене, по которой герои карабкаются и в которой исчезают, и бумажные барочные платья для англичан с париками из сахарной ваты (ее, конечно, едят на сцене). И то безумие, что встречает Левша на Западе: латексные фешн-арт-квир сложно описуемые костюмы непонятного и пугающего забугорья.
За хореографию, в основном Блохи, отвечали Владимир Варнава и Мария Заплечная. Саму механическую «нимфузорию» станцевали Диана Вишнева и в другом составе прима-балерина «Стасика» Ксения Шевцова. Блоха в постановке — заводная балерина, она вскидывает свои тонкие ножки-лапки в высокие батманы, периодически сжимаясь и припадая к земле. Она венец творения, произведение искусства.
Музыку написал несменный соратник Диденко — композитор Иван Кушнир. От мелодий «Черного ворона» и народных напевов до электро — от патетики до рейва.
И что же заварила такая команда? Не суп, а скорее коктейль из штампов о России и в России. Взболтать, но не смешивать. Увы, Англия как олицетворение всего западного-заграничного выступает в спектакле рассадником пороков: ту намешано всё — от трансгендеров до защитников животных. Всевозможные стереотипные мнения о Западе нашинкованы и высмеяны, наравне с банальностями о России: пьянство, дороги и власть. В бравадной буффонаде сменяют друг друга вожди, алкаши, православие и народность. Последняя выступает как раз той самой хтонью, вылезающей то и дело из огромной земляной горы на сцене.
Пафос вроде бы патриотического и в то же время, ироничного действия с пениями и плясками, сбивается сторителлингом (сказом) от театрального рабочего. Он еще в начале постановки, когда зрители рассаживаются, рассказывает про то, как писал в детстве сочинение и как его папа, увидев, что тот пишет левой рукой, оттаскал его за уши. Тут зритель сразу и понимает, что перед ним Левша — безымянный умелец из народа, который прост как три копейки и в то же время, почему-то вызывает невероятную симпатию.
Может, потому что не гонzется за славой и деньгами, а обладает какой-то простой врожденной силой и правдой, моралью и нравственностью. Ему дал задание государь, и он его выполнил, помолившись перед этим, и как искусно, как творчески. Этот процесс подковки Блохи показан как дуэт, очень интимный и в чем-то сакральный. Блоха танцует, несколько механически и меланхолически, по балетному вытягивая ножку и чувственно подрагивая лапками. В постановке она будто олицетворение искусства, балета, возвышенного, Муза. А Левша ее подковывает, лишая движения, танца, и почему-то даже еще чего-то.
Параллельно с историей тульского мастера и винегрета из штампов о русском, идет еще иронизирование над театром вообще: над актерской профессией и процессом, происходящим на сцене. После каждого игрового действия идет брехтовское остранение и оголение скрытых от зрителя механизмов: только что Блоха танцевала в своей замкнутой сфере «под микроскопом» и вот занавес отъезжает наверх и мы видим всю конструкцию, в которой сидит балерина и уже выйдя из образа, спокойно растягивается и разминается.
Или комментарии главного героя из серии «Это он такой серьезный, потому что сейчас будет умирать» или «Да это тот же актер, просто он усы приклеил и красное трико надел». Такие реплики делают героя ближе зрителю и вызывают невольную симпатию. Поэтому всем таки грустно в конце от того, что он поднимается на свою Голгофу и уходит в землю, хотя все наперед знали его судьбу. Как и каждый в России, по словам Левши. «Вы что, у нас все равны. Казнить могут любого».
Современность проглядывает тут и там: то соцсети, то коронавирус. И вся тема о том, что на Запад не вырвешься и вообще там сплин, а у нас тоска, что там русскому человеку-то делать — звучит как самоподбадривание в период локдауна. Зачем вам эти англиканские извращения, нам и тут хорошо, а то приедешь после отпуска, оглядишься вокруг, плюнешь и помрешь. Если не казнят, или не сопьешься.
Текст: Нина Кудякова
Фото: предоставлены пресс-службой театра
