Весна: священная, провинциальная, современная

размещено в: STAGE | 0

24 ноября 2021 г. Новая Опера открыла свою первую Dance резиденцию спектаклем  “Весна священная” Татьяны Багановой. Сам проект призван раз в год давать сцену коллективам современного танца. А его открытие можно назвать звездным как минимум по двум параметрам. Во-первых, первыми резидентами стали “Провинциальные танцы”, крупные фигуры contemporary dance. Во-вторых, сама постановка знаменитого произведения Стравинского в исполнении “Провинциалов” тоже считается знаковой. Она была сделана в 2013 году для фестиваля  “Век “Весны священной” — век модернизма”, проходившего в Большом театре. Работа создавалась с нуля всего за шесть недель, потому что изначальный автор, Уэйн Макгрегор, в последний момент отказался.

“Весна” Багановой получила две “Золотые Маски”, но и с критикой тоже столкнулась. Например, говорили, что современный танец слишком контрастировал с консервативным Большим театром и его публикой. Определенный контраст чувствуется и в 2021 году. Зал Новой Оперы с бархатными креслами, оркестр, дирижер в яме, а на сцене — серые, будто металлические стены и огромный кран для воды (художник-постановщик — Александр Шишкин). 

©фото Глеб Махнев

На танцовщиках — современная одежда, но действие все равно постоянно отсылает к чему-то языческому, фольклорному. Вот на сцене исполнители с лопатами копают сугробы. А вспоминается один (не самый дружелюбный) масленичный обряд, когда молодоженов закапывали в снег. То ли проверяли их “на прочность”, то ли надеялись, что от этого земля станет плодородней в грядущем году. Вот из крана течет немного воды, девушки наливают ее в сосуды, кружатся, разливают ее. И хоть образ крана отсылает к интерьеру обычной современной квартиры, движения и эмоции танцовщиц напоминают старинный обряд умывания снегом.

©фото Глеб Махнев

Кстати, сам размер крана и его положение в стене визуально уменьшают фигуры танцовщиков. А серый цвет стен и одежды создает впечатление, что жизнь в этом месте, в этой зиме не очень-то радостная. Так и напрашивается параллель с московской декабрьской серостью. Появляется вторая декорация, “подавляющая” участников своими размерами — большое карикатурное лицо из бумаги на деревянном каркасе. Девушки в него всматриваются, а потом рушат. Пока они это делают, в голове у зрителя успевают всплыть кадры из “Амаркорда”, вопрос, почему в борьбе с портретом участвует только женская часть исполнителей, аллюзия на военное время, потом просто на протест. И, наконец, рифма с разрушением чучела Масленицы накануне весны.

©фото Глеб Махнев

Как так получается, что не дается никаких особенных намеков на традиционную культуру, но все равно отсылки к ней всплывают чуть ли не в каждом эпизоде? Девушки скользят по столу, на краю которого ярко горит что-то, похожее на лампу или на обогреватель. Внизу большой прямоугольный поддон с чем-то сыпучим. Танцовщицы оказываются в нем, взмахивают волосами, в воздухе повисает пыль. Это напоминает золу, а сам эпизод — прыгание через костер. Вспоминается Снегурочка, а затем изначальный сюжет “Весны священной” с танцем жертвенной девушки. Какая из длинноволосых танцовщиц стала бы этой избранной жертвой? Значат ли сугробы с номерами на них места для “кастинга”? 

©фото Глеб Махнев

Впрочем, “кастинга” всё равно не случилось: эпизод с золой продолжился плясками. Кстати, отношения мужчин и женщин в этой постановке показаны тоже неоднозначно. То мужчины кажутся главными, то девушки похожи на вакханок и вступают с молодыми людьми в конфликт. В какой-то момент танцоры в пиджаках дарят каждой девушке по цветку, совсем не фольклорно, а современно. Затем они кружатся в общем танце, а прямоугольный поддон превращается в подвижную сцену. От этого динамичного, иррационального эпизода у зрителя запросто может закружиться голова. И тем контрастнее конец, во время которого участники неподвижно стоят на поддоне, а сверху на них льётся вода. 

Возгласы радости, счастья, как будто освобождения заполняют последние секунды постановки, и это оставляет сильное впечатление. Какие-то почти первобытные эмоции утоления жажды, очищения, наполнения жизнью. Но все равно сквозь эту картину проступает образ обычного душа. Может быть, дело в сценографии. А может быть, в зрителях, ведь при всей нашей современной жизни в нас остается масса архаичных инстинктов. В том числе жажда воды, весны и тепла.

Светлана Кондратьева

© Dozado 2021