“Говорить о музыке — все равно что танцевать об архитектуре”, — эта известная фраза крутилась в голове, когда я шла на спектакль компании Libertatem “Гауди”. Но я-то знала, что танцевать об архитектуре можно. И было очень любопытно, как авторы работы сделают это в случае такого своеобразного мастера? Ведь архитектура Гауди — сама по себе движение. Изогнутые линии, необычные силуэты — будто это на самом деле не здание, а его отражение в воде. Или будто оно было сделано из мягкого материала и изменило форму, как воск под испанским солнцем. Да и вообще модерн, к которому обычно относят архитектора, раскрывается полностью только если обойти здание с разных сторон, то есть в движении. Так вот, как же о нем будут танцевать?
Главный герой (Павел Рябов-Корсаков) появляется на сцене с большим свернутым в свиток листом бумаги. Этот лист становится то постелью, то рабочей калькой, то укрытием, в котором можно спрятаться, а то и преградой для того, чтобы увидеть мир. Шуршание бумаги интересно сочетается со звуками моря, идущими параллельно непростым отношениям героя с чистым листом. Природа действительно была для Гауди и объектом наблюдения, и вдохновением, и средой обитания. Он был очень слабым ребенком, и вместо игр много времени проводил на свежем воздухе, созерцая виды.
Кроме главного героя, на сцене присутствуют два танцовщика в зеленых и коричневых одеждах. Кажется, иногда они “отыгрывают” деревья и скалы, иногда — элементы зданий, придуманных архитектором. И они же как будто подталкивают художника к творчеству, подсказывают что-то или провоцируют. Ведут действие вперед, и даже, может быть, знают, что будет дальше. А дальше во сне у архитектора появляется творение. Олицетворяет его Виктория Арчая, хореограф спектакля. Она в такой же одежде, что и главный герой, но миниатюрнее, и это хорошо ложится на образ проекта как дитя, рожденного мастером.
Участники танцуют то друг с другом, то с лестницей, которая тоже оказывается и удачным символом, и удобным партнером для танца. Над сценой повисают сделанные из канатов очертания храма Саграда Фамилиа. В афише спектакля говорится, что макет храма архитектор сконструировал из подвесных мешочков с песком, и рассчитывал поведение конструкций, подвешивая грузики на веревках. При взгляде на эту конструкцию я вспоминаю свой первый вопрос — как танцуют архитектуру Гауди? И, честно признаюсь, сильно зависаю на нем.
Да, конечно, в движениях танцовщиков считываются очертания шпилей, некоторых узоров, плавных линий. Но все-таки кажется, что это — не главное, что оно — фон. Что спектакль — про Гауди, и танцуют в нем не про архитектуру, а про архитектора. И тут я внезапно понимаю, что для меня (как и, наверное, для многих) Гауди буквально слился со своими творениями. Когда я слышу его имя, я представляю его известные постройки. А я вообще знаю, как он выглядел? Каким он был? Знаю только, что его сбил первый пущенный по Барселоне трамвай. А в остальном он для меня полностью заслонен архитектурой.
А как хореограф представляет Гауди? Кажется, что он мнительный, тонкий, болезненный, скромный. Не всегда знает, чего хочет, тяжело переживает творческие кризисы. В его танце повторяется одно движение — он показывает бьющееся сердце. Этот же жест повторяется у его миниатюрного “проекта”. Не удивительно — Гауди отдал на создание Саграда Фамилиа больше сорока лет…
На сцене тем временем герой падает, и та самая лестница становится носилками. Двое танцовщиков поднимают их, несут к веревочному макету и поднимают вертикально. Не сбрасывают архитектора, а как будто выпускают его, как птицу. Герой протягивает руки и оказывается внутри веревочной конструкции. На этом спектакль заканчивается. “Его похоронили в соборе, это я вроде поняла”, — слышу через несколько минут в фойе. А для меня последняя сцена никак не ассоциируется с похоронами. Скорее создалось ощущение, что Гауди в своем соборе растворился.
Светлана Кондратьева
Фото:
©Владимир Луповской
©Ольга Демина
