18 июня на «Третьей сцене» МХАТа им. Горького были показаны два спектакля: The same, хореография и исполнение Галины Горбуновой и Сергея STK. И спектакль The Box, хореограф Ксения Шлезингер, в исполнении Иры Голубевой, Ренаты Назметдиновой, Виталия Кобзева и Васко Насонова. На вечере побывала наш спецкор Юлия Рязанова и попробовала перевести танец, а также свои собственные впечатления в слова.
The same начинается с пустой сцены, где на манекене висит пальто. Собственно, по сути, оно ещё один участник спектакля — в пальто артисты заворачиваются/прячутся/кутаются/запахиваются по очереди или вместе. То пытаясь, таким образом очертить себе границы, то контролируя движение и перемещение себя и другого в пространстве, а в конце надевая это пальто вдвоем, застегивая на все пуговицы и превращая в кокон.
Интересно, что девушка почти весь спектакль движется, словно распластываясь над полом, через широкие developpes и различные махи перемещаясь по сцене. У танцовщика, наоборот, больше положений в вертикали, а пластики — в руках и теле. Они будто делят движения и уровни и каждый контролирует свою область.
В композиции выбран всегда прекрасно работающий прием — вырубка и следующая за ним мизансцена в луче света. Снова вырубка — снова сцена в луче. Эти затемнения-вспышки как бы условно делят постановку на части. С них начинается спектакль, ими он и заканчивается, оставляя шлейф трогательно-щемящего чувства, которое сложно выразить словами.
©фото — Олеся Сипович 
©фото — Олеся Сипович
The Box. Четверо танцовщиков ходят по сцене, общаются между собой, машут зрителям, приветствуют знакомых под фон играющей колонки. Затем клеят скотч, который очертит прямоугольник внутри сцены. Как бы перфоманс и отсутствие четвертой стены. А потом музыка-фон резко обрывается и включается основное музыкальное сопровождение, звучащее, действительно, как аудиальный шум, тревожный, пронзительно-нервный, перемежающийся с частями, где будет главенствовать ритм.
Начинается главная история о попытке уйти в себя от того, что происходит вокруг, о беге (в прямом смысле тоже) по очерченным для себя границам, по одному, по двое или всем вместе в любом направлении, меняя уровни и скорость.
Лексика для мужчин и женщин не особо отличается и строится на жёстких, чаще активных движениях, падениях, перекатах, партерных прыжках. Двое мужчин и одна женщина чаще взаимодействуют, вторая танцовщица больше отстранена, и подчинена своим задачам.
Порой насыщенность и динамика пластических партий исполнителей настолько плотная, что кажется, это и не люди вовсе, а брутальные киборги с вышколенными телами и идеальным контролем над своими движениями.
В финале танцовщики сдирают скотч-границы, которые же сами задали себе в начале, словно вырываясь из стен своей The box. А может это только попытка так и не доведенная до конца? Контровой свет очерчивает фигуры танцовщиков в пластической паузе, а у зрителей есть мгновение подумать перед аплодисментами.
Техника исполнителей обоих спектаклей порадовала профессионализмом — безусловное владение телом, что в первом, что во втором спектакле. Но лично мне больше импонировал первый камерный спектакль-диалог о контроле и понимании себя. Хотя, безусловно, во втором были очень впечатляющие фрагменты, точно простроенные как в смысле визуальном, так и в пластическом решении.
Отдача исполнителей тоже восхищала. В конце вечера Ксения Шлезингер поблагодарила руководство МХАТ за возможность для хореографов показывать в пространстве театра свои работы и делиться этим со зрителями.
Текст: Юлия Рязанова
Фото: Олеся Сипович
